(Religion in Human Experience)
[100:0.1] The experience of dynamic religious living transforms the mediocre individual into a personality of idealistic power. Religion ministers to the progress of all through fostering the progress of each individual, and the progress of each is augmented through the achievement of all.
ОПЫТ динамичной религиозной жизни преобразует заурядного индивидуума в личность, наделенную идеалистическим могуществом. Религия содействует развитию всех через развитие каждого, а развитие каждого усиливается благодаря достижениям всех.
[100:0.2] Spiritual growth is mutually stimulated by intimate association with other religionists. Love supplies the soil for religious growth — an objective lure in the place of subjective gratification — yet it yields the supreme subjective satisfaction. And religion ennobles the commonplace drudgery of daily living.
Духовный рост взаимно стимулируется тесным общением с другими верующими. Почва, на которой происходит религиозный рост — любовь, порождающая объективное влечение вместо субъективного наслаждения и кроме того, приносящая высшее субъективное удовлетворение. К довершению всего, религия облагораживает повседневную будничную жизнь.
1. РЕЛИГИОЗНЫЙ РОСТ
[100:1.1] While religion produces growth of meanings and enhancement of values, evil always results when purely personal evaluations are elevated to the levels of absolutes. A child evaluates experience in accordance with the content of pleasure; maturity is proportional to the substitution of higher meanings for personal pleasure, even loyalties to the highest concepts of diversified life situations and cosmic relations.
В то время как религия обеспечивает расширение смыслов и углубление ценностей, возвышение сугубо личностных оценок до абсолютных уровней всегда приводит ко злу. Ребенок оценивает опыт по наличию в нем удовольствия; зрелость же пропорциональна замене личного удовольствия высшими смыслами вплоть до преданности высочайшим представлениям о разнообразных жизненных ситуациях и космических отношениях.
[100:1.2] Some persons are too busy to grow and are therefore in grave danger of spiritual fixation. Provision must be made for growth of meanings at differing ages, in successive cultures, and in the passing stages of advancing civilization. The chief inhibitors of growth are prejudice and ignorance.
Некоторые люди слишком заняты, чтобы расти и потому находятся в смертельной опасности духовного застоя. Необходимо создавать условия для роста смыслов в различные эпохи, в сменяющих друг друга культурах и на преходящих стадиях эволюционирующей цивилизации. Основные препятствия для роста — предубеждение и невежество.
[100:1.3] Give every developing child a chance to grow his own religious experience; do not force a ready-made adult experience upon him. Remember, year-by-year progress through an established educational regime does not necessarily mean intellectual progress, much less spiritual growth. Enlargement of vocabulary does not signify development of character. Growth is not truly indicated by mere products but rather by progress. Real educational growth is indicated by enhancement of ideals, increased appreciation of values, new meanings of values, and augmented loyalty to supreme values.
Давайте каждому развивающемуся ребенку возможность взращивать свой собственный религиозный опыт; не навязывайте ему готовый опыт взрослого человека. Помните, что ежегодное продвижение через установленную систему образования вовсе не обязательно сопровождается интеллектуальным прогрессом, а еще менее — духовным ростом. Расширение словаря еще не говорит о развитии характера. Рост проявляется не столько в результатах, сколько в продвижении. Признаками настоящего роста при образовании служат более высокие идеалы, расширенное понимание ценностей, новые смыслы ценностей и усиление преданности высшим ценностям.
[100:1.4] Children are permanently impressed only by the loyalties of their adult associates; precept or even example is not lastingly influential. Loyal persons are growing persons, and growth is an impressive and inspiring reality. Live loyally today — grow — and tomorrow will attend to itself. The quickest way for a tadpole to become a frog is to live loyally each moment as a tadpole.
Устойчивое воздействие на ребенка оказывает только преданность окружающих его взрослых; наставления или даже пример не обладают длительным влиянием. Преданный человек — это растущий человек, а рост — это впечатляющая и вдохновляющая реальность. Живите преданно сегодня — развивайтесь — и завтрашний день сам позаботится о себе. Скорейший путь для превращения головастика в лягушку — это преданное проживание каждого момента в качестве головастика.
[100:1.5] The soil essential for religious growth presupposes a progressive life of self-realization, the co-ordination of natural propensities, the exercise of curiosity and the enjoyment of reasonable adventure, the experiencing of feelings of satisfaction, the functioning of the fear stimulus of attention and awareness, the wonder-lure, and a normal consciousness of smallness, humility. Growth is also predicated on the discovery of selfhood accompanied by self-criticism—conscience, for conscience is really the criticism of oneself by one’s own value-habits, personal ideals.
Почва, необходимая для религиозного роста, предполагает поступательную жизнь, направленную на самореализацию и согласование естественных наклонностей, а также — проявление любознательности, наслаждение разумным риском, переживание чувства удовлетворения, воздействие страха, стимулирующего знание и внимание, тягу к необычному и естественное осознание своей ограниченности, смирение. Рост также основан на раскрытии индивидуальности в сочетании с самокритикой — совестью, поскольку совесть и есть настоящая критика самого себя в соответствии с собственной системой ценностей и личными идеалами.
[100:1.6] Religious experience is markedly influenced by physical health, inherited temperament, and social environment. But these temporal conditions do not inhibit inner spiritual progress by a soul dedicated to the doing of the will of the Father in heaven. There are present in all normal mortals certain innate drives toward growth and self-realization which function if they are not specifically inhibited. The certain technique of fostering this constitutive endowment of the potential of spiritual growth is to maintain an attitude of wholehearted devotion to supreme values.
На религиозный опыт заметно влияют физическое здоровье, унаследованный темперамент и социальное окружение. Однако эти преходящие условия не препятствуют внутреннему духовному развитию, отражающему стремление души исполнять волю небесного Отца. Во всех нормальных смертных присутствуют определенные внутренние стимулы роста и самореализации, если они специально не подавлены. Верный способ развития определяющего дара потенциального духовного роста — это сохранение отношения беззаветной преданности высшим ценностям.
[100:1.7] Religion cannot be bestowed, received, loaned, learned, or lost. It is a personal experience which grows proportionally to the growing quest for final values. Cosmic growth thus attends on the accumulation of meanings and the ever-expanding elevation of values. But nobility itself is always an unconscious growth.
Религию невозможно посвятить, получить, одолжить, выучить или утратить. Религия — это личный опыт, углубляющийся пропорционально возрастающему стремлению к окончательным ценностям. Таким образом, космический рост основан на накоплении смыслов, а также на постоянном расширении и возвышении ценностей. Однако рост нравственного величия сам по себе всегда бессознателен.
[100:1.8] Religious habits of thinking and acting are contributory to the economy of spiritual growth. One can develop religious predispositions toward favorable reaction to spiritual stimuli, a sort of conditioned spiritual reflex. Habits which favor religious growth embrace cultivated sensitivity to divine values, recognition of religious living in others, reflective meditation on cosmic meanings, worshipful problem solving, sharing one’s spiritual life with one’s fellows, avoidance of selfishness, refusal to presume on divine mercy, living as in the presence of God. The factors of religious growth may be intentional, but the growth itself is unvaryingly unconscious.
Склонность к религиозному мышлению и поступкам способствует организации духовного роста. У человека может появиться религиозная предрасположенность к благоприятной реакции на духовные побуждения, нечто вроде условного духовного рефлекса. Способствующие духовному росту особенности включают развитую чувствительность к божественным ценностям, осознание религиозной жизни в других людях, глубокое размышление о космических смыслах, использование поклонения для решения проблем, участие в духовной жизни вместе со своими собратьями, уклонение от эгоизма, отказ от злоупотребления божественным милосердием — проживание жизни как бы в присутствии Бога. Факторы религиозного роста могут быть преднамеренными, но сам рост неизменно остается бессознательным.
[100:1.9] The unconscious nature of religious growth does not, however, signify that it is an activity functioning in the supposed subconscious realms of human intellect; rather does it signify creative activities in the superconscious levels of mortal mind. The experience of the realization of the reality of unconscious religious growth is the one positive proof of the functional existence of the superconsciousness.
Однако бессознательная природа религиозного роста не означает, что сфера этой активности — предположительно подсознательные уровни человеческого интеллекта; скорее она выражает созидательные виды деятельности на сверхсознательных уровнях смертного разума. Опыт осознания реальности бессознательного религиозного роста — это единственное положительное подтверждение функционального наличия сверхсознания.
2. ДУХОВНЫЙ РОСТ
[100:2.1] Spiritual development depends, first, on the maintenance of a living spiritual connection with true spiritual forces and, second, on the continuous bearing of spiritual fruit: yielding the ministry to one’s fellows of that which has been received from one’s spiritual benefactors. Spiritual progress is predicated on intellectual recognition of spiritual poverty coupled with the self-consciousness of perfection-hunger, the desire to know God and be like him, the wholehearted purpose to do the will of the Father in heaven.
Духовное развитие зависит во-первых, от поддержания живой духовной связи с истинными духовными силами и во-вторых, от непрерывного приношения духовных плодов: служения своим собратьям через отдачу полученного от собственных духовных покровителей. Духовный прогресс основан на интеллектуальном признании духовной скудости в сочетании с осознанием в себе жажды совершенства, на желании познавать Бога и становиться подобным ему, а также на чистосердечном стремлении исполнять волю небесного Отца.
[100:2.2] Spiritual growth is first an awakening to needs, next a discernment of meanings, and then a discovery of values. The evidence of true spiritual development consists in the exhibition of a human personality motivated by love, activated by unselfish ministry, and dominated by the wholehearted worship of the perfection ideals of divinity. And this entire experience constitutes the reality of religion as contrasted with mere theological beliefs.
Духовный рост представляет собой во-первых — осознание потребностей, во-вторых — распознавание смыслов и затем — обнаружение ценностей. Свидетельство истинного духовного развития заключается в появлении человеческой личности, побуждаемой любовью, движимой альтруистическим служением и всецело посвященной чистосердечному поклонению совершенным идеалам божественности. Совокупность такого опыта и образует реальность религии, в отличие от всего лишь теологических убеждений.
[100:2.3] Religion can progress to that level of experience whereon it becomes an enlightened and wise technique of spiritual reaction to the universe. Such a glorified religion can function on three levels of human personality: the intellectual, the morontial, and the spiritual; upon the mind, in the evolving soul, and with the indwelling spirit.
Религия способна подняться до того уровня опыта, на котором она становится просвещенным и мудрым методом духовной реакции на вселенную. Такая возвышенная религия может действовать на трех уровнях человеческой личности: интеллектуальном, моронтийном и духовном — в разуме, в развивающейся душе и вместе с внутренним духом.
[100:2.4] Spirituality becomes at once the indicator of one’s nearness to God and the measure of one’s usefulness to fellow beings. Spirituality enhances the ability to discover beauty in things, recognize truth in meanings, and discover goodness in values. Spiritual development is determined by capacity therefor and is directly proportional to the elimination of the selfish qualities of love.
Духовность становится одновременно показателем близости человека к Богу и мерой его полезности своим собратьям. Духовность усиливает способность раскрывать красоту в предметах, осознавать истину в смыслах и открывать добродетель в ценностях. Духовное развитие определяется способностью к нему и прямо пропорционально устранению эгоистических качеств любви.
[100:2.5] Actual spiritual status is the measure of Deity attainment, Adjuster attunement. The achievement of finality of spirituality is equivalent to the attainment of the maximum of reality, the maximum of Godlikeness. Eternal life is the endless quest for infinite values.
Реальный духовный статус — это мера достижения Божества, созвучности с Настройщиком. Достижение завершенности духовности равноценно достижению максимума реальности, максимума Богоподобия. Вечная жизнь представляет собой нескончаемое стремление к бесконечным ценностям.
[100:2.6] The goal of human self-realization should be spiritual, not material. The only realities worth striving for are divine, spiritual, and eternal. Mortal man is entitled to the enjoyment of physical pleasures and to the satisfaction of human affections; he is benefited by loyalty to human associations and temporal institutions; but these are not the eternal foundations upon which to build the immortal personality which must transcend space, vanquish time, and achieve the eternal destiny of divine perfection and finaliter service.
Цель самореализации человека должна быть не материальной, но духовной. Только божественные, духовные и вечные реальности достойны стремления к ним. Смертный человек вправе наслаждаться физическими удовольствиями и получать удовлетворение от человеческих привязанностей; полезна преданность человеческим сообществам и преходящим институтам; однако все это не становится вечной основой для возведения бессмертной личности, которой с необходимостью предстоит выйти за пределы пространства, преодолеть время и достигнуть вечного предназначения божественного совершенства и служения завершителя.
[100:2.7] Jesus portrayed the profound surety of the God-knowing mortal when he said: “To a God-knowing kingdom believer, what does it matter if all things earthly crash?” Temporal securities are vulnerable, but spiritual sureties are impregnable. When the flood tides of human adversity, selfishness, cruelty, hate, malice, and jealousy beat about the mortal soul, you may rest in the assurance that there is one inner bastion, the citadel of the spirit, which is absolutely unassailable; at least this is true of every human being who has dedicated the keeping of his soul to the indwelling spirit of the eternal God.
Иисус описывал глубочайшую уверенность Богопознающего человека, когда говорил: «Даже если все земное рухнет, какое дело до этого Богопознающему, верующему в царство человеку?» Временные гарантии уязвимы, но духовная убежденность нерушима. Когда волны человеческих напастей, эгоизма, жестокости, ненависти, злобы и ревности бьются вокруг смертной души, вы можете быть совершенно уверены в том, что есть внутренний бастион — оплот духа, который абсолютно неприступен; по крайней мере, это справедливо для каждого человека, который вверил свою душу пребывающему в нем духу вечного Бога.
[100:2.8] After such spiritual attainment, whether secured by gradual growth or specific crisis, there occurs a new orientation of personality as well as the development of a new standard of values. Such spirit-born individuals are so remotivated in life that they can calmly stand by while their fondest ambitions perish and their keenest hopes crash; they positively know that such catastrophes are but the redirecting cataclysms which wreck one’s temporal creations preliminary to the rearing of the more noble and enduring realities of a new and more sublime level of universe attainment.
После такого духовного достижения вследствие постепенного роста или переломного кризиса происходит переориентация личности и развитие нового стандарта ценностей. Мотивация таких рожденных в духе индивидуумов изменяется настолько, что они способны невозмутимо взирать на то, как гибнут их самые сокровенные мечты и рушатся глубочайшие надежды; они точно знают, что такие катастрофы — всего лишь наставляющие на иной путь катаклизмы, которые разрушают бренные творения человека, прежде чем воздвигнуть величественные и прочные реальности нового и более высокого уровня вселенских достижений.
3. КОНЦЕПЦИИ ВЫСШЕЙ ЦЕННОСТИ
[100:3.1] Religion is not a technique for attaining a static and blissful peace of mind; it is an impulse for organizing the soul for dynamic service. It is the enlistment of the totality of selfhood in the loyal service of loving God and serving man. Religion pays any price essential to the attainment of the supreme goal, the eternal prize. There is a consecrated completeness in religious loyalty which is superbly sublime. And these loyalties are socially effective and spiritually progressive.
Религия — это отнюдь не метод достижения неизменного и блаженного покоя разума; она представляет собой импульс, организующий душу для динамичного служения. Религия — это посвящение всего себя преданному служению, выражающемуся в любви к Богу и в служении человеку. Религия готова на все необходимое для достижения высшей цели, награды вечности. Религиозной преданности присуща высочайшая и безупречная цельность. И такие чувства преданности социально действенны и духовно прогрессивны.
[100:3.2] To the religionist the word God becomes a symbol signifying the approach to supreme reality and the recognition of divine value. Human likes and dislikes do not determine good and evil; moral values do not grow out of wish fulfillment or emotional frustration.
Для верующего слово «Бог» становится символом приближения к высшей реальности и признания божественной ценности. Добро и зло не определяются человеческими симпатиями и антипатиями; нравственные ценности не произрастают из исполнения желаний или эмоционального разочарования.
[100:3.3] In the contemplation of values you must distinguish between that which is value and that which has value. You must recognize the relation between pleasurable activities and their meaningful integration and enhanced realization on ever progressively higher and higher levels of human experience.
Размышляя о ценностях, вы должны отличать то, что есть ценность, от того, что обладает ценностью. Необходимо понимать зависимость между приносящей удовольствие деятельностью и ее исполненной смысла интеграцией и расширенной реализацией на все более высоких уровнях человеческого опыта.
[100:3.4] Meaning is something which experience adds to value; it is the appreciative consciousness of values. An isolated and purely selfish pleasure may connote a virtual devaluation of meanings, a meaningless enjoyment bordering on relative evil. Values are experiential when realities are meaningful and mentally associated, when such relationships are recognized and appreciated by mind.
Смысл — это добавленный к ценности опыт; он представляет собой благодарное осознание ценностей. Изолированное и чисто эгоистическое удовольствие может означать фактическую девальвацию смыслов, бесцельное наслаждение, граничащее с относительным злом. Ценности основаны на опыте, когда их реальности исполнены смысла и ментально ассоциированы, а также когда такие отношения осознаны и взвешены разумом.
[100:3.5] Values can never be static; reality signifies change, growth. Change without growth, expansion of meaning and exaltation of value, is valueless — is potential evil. The greater the quality of cosmic adaptation, the more of meaning any experience possesses. Values are not conceptual illusions; they are real, but always they depend on the fact of relationships. Values are always both actual and potential — not what was, but what is and is to be.
Ценности никогда не бывают статичными; реальность означает изменение, рост. Изменение без роста — без расширения смысла и возвышения ценности — бесполезно и является потенциальным злом. Чем выше качество космической адаптации, тем больше смысла содержится в любом опыте. Ценности — не концептуальные иллюзии; они реальны, но всегда зависят от факта отношений. Ценности всегда и актуальны, и потенциальны — они суть не то, что было, но то, что есть и то, что будет.
[100:3.6] The association of actuals and potentials equals growth, the experiential realization of values. But growth is not mere progress. Progress is always meaningful, but it is relatively valueless without growth. The supreme value of human life consists in growth of values, progress in meanings, and realization of the cosmic interrelatedness of both of these experiences. And such an experience is the equivalent of God-consciousness. Such a mortal, while not supernatural, is truly becoming superhuman; an immortal soul is evolving.
Объединение актуальностей и потенциальностей тождественно росту — эмпирическому осознанию ценностей. Однако рост — это не просто прогресс. Прогресс всегда исполнен смысла, но без роста он почти не имеет ценности. Высшая ценность человеческой жизни заключается именно в росте ценностей, в углублении смыслов и в осознании космической взаимосвязанности каждого из этих видов опыта. И такой опыт равноценен Богосознанию. Такой смертный, не будучи сверхъестественным, поистине становится сверхчеловеком — развивается бессмертная душа.
[100:3.7] Man cannot cause growth, but he can supply favorable conditions. Growth is always unconscious, be it physical, intellectual, or spiritual. Love thus grows; it cannot be created, manufactured, or purchased; it must grow. Evolution is a cosmic technique of growth. Social growth cannot be secured by legislation, and moral growth is not had by improved administration. Man may manufacture a machine, but its real value must be derived from human culture and personal appreciation. Man’s sole contribution to growth is the mobilization of the total powers of his personality — living faith.
Человек не может вызвать рост, но он способен создать для него благоприятные условия. Рост всегда бессознателен — будь он физическим, интеллектуальным или духовным. Так растет любовь: ее нельзя создать, изготовить или купить; она должна вырасти. Эволюция — это космический метод роста. Социальный рост невозможно обеспечить законодательно, а нравственный рост не достигается улучшением управления. Человек может изготовить машину, однако ее реальная ценность должна вытекать из человеческой культуры и личной оценки. Единственный вклад человека в рост — это мобилизация всех возможностей своей личности — живая вера.
4. ПРОБЛЕМЫ РОСТА
[100:4.1] Religious living is devoted living, and devoted living is creative living, original and spontaneous. New religious insights arise out of conflicts which initiate the choosing of new and better reaction habits in the place of older and inferior reaction patterns. New meanings only emerge amid conflict; and conflict persists only in the face of refusal to espouse the higher values connoted in superior meanings.
Религиозная жизнь — это жизнь посвященная, а посвященная жизнь — это жизнь творческая, оригинальная и спонтанная. Свежие религиозные прозрения рождаются в конфликтах, вследствие которых человек начинает выбирать новые и лучшие способы реагирования вместо прежних и худших шаблонов. Новые смыслы возникают только в результате конфликта; а конфликт сохраняется только из-за отказа поддерживать более высокие ценности, стоящие за превосходящими смыслами.
[100:4.2] Religious perplexities are inevitable; there can be no growth without psychic conflict and spiritual agitation. The organization of a philosophic standard of living entails considerable commotion in the philosophic realms of the mind. Loyalties are not exercised in behalf of the great, the good, the true, and the noble without a struggle. Effort is attendant upon clarification of spiritual vision and enhancement of cosmic insight. And the human intellect protests against being weaned from subsisting upon the nonspiritual energies of temporal existence. The slothful animal mind rebels at the effort required to wrestle with cosmic problem solving.
Религиозные разногласия неизбежны; рост невозможен без душевного конфликта и духовного потрясения. Формирование философской нормы жизни влечет за собой серьезное смятение в философских сферах разума. Преданность великому, добродетельному, истинному и благородному не появляется без борьбы. Просветление духовного видения и усиление космической проницательности требуют усилий. И человеческий интеллект протестует, когда его отучают от существования за счет недуховных энергий бренного бытия. Нерадивый животный разум восстает против усилий, необходимых для упорного решения космических проблем.
[100:4.3] But the great problem of religious living consists in the task of unifying the soul powers of the personality by the dominance of LOVE. Health, mental efficiency, and happiness arise from the unification of physical systems, mind systems, and spirit systems. Of health and sanity man understands much, but of happiness he has truly realized very little. The highest happiness is indissolubly linked with spiritual progress. Spiritual growth yields lasting joy, peace which passes all understanding.
Однако великая проблема религиозной жизни заключается в задаче объединения душевных сил личности под началом ЛЮБВИ. Здоровье, умственная продуктивность и счастье возникают вследствие объединения физических систем, систем разума и духовных систем. Человек достаточно хорошо понимает, что такое здоровье и здравомыслие, но у него нет практически никакого представления о том, что такое счастье. Высочайшее счастье неразрывно связано с духовным развитием. Духовный рост приносит устойчивую радость и мир, превосходящий всякое понимание.
[100:4.4] In physical life the senses tell of the existence of things; mind discovers the reality of meanings; but the spiritual experience reveals to the individual the true values of life. These high levels of human living are attained in the supreme love of God and in the unselfish love of man. If you love your fellow men, you must have discovered their values. Jesus loved men so much because he placed such a high value upon them. You can best discover values in your associates by discovering their motivation. If someone irritates you, causes feelings of resentment, you should sympathetically seek to discern his viewpoint, his reasons for such objectionable conduct. If once you understand your neighbor, you will become tolerant, and this tolerance will grow into friendship and ripen into love.
В физической жизни чувства сообщают о наличии предметов; разум открывает реальность смыслов; однако духовный опыт раскрывает индивидууму истинные ценности жизни. Такие высокие уровни человеческой жизни достигаются в высшей любви к Богу и в бескорыстной любви к человеку. Если вы любите своих собратьев, то наверняка обнаружили их ценности. Иисус столь сильно любил людей потому, что столь высоко их ценил. Лучший способ обнаружения ценностей в ваших собратьях — это раскрытие их побуждений. Если кто-то раздражает вас, вызывает у вас неприязнь, то вам следует попытаться благожелательно понять его точку зрения и увидеть причины столь нежелательного поведения. Если вы однажды поймете своего соседа, то проявите терпимость, которая вырастет в дружбу и созреет до любви.
[100:4.5] In the mind’s eye conjure up a picture of one of your primitive ancestors of cave-dwelling times — a short, misshapen, filthy, snarling hulk of a man standing, legs spread, club upraised, breathing hate and animosity as he looks fiercely just ahead. Such a picture hardly depicts the divine dignity of man. But allow us to enlarge the picture. In front of this animated human crouches a saber-toothed tiger. Behind him, a woman and two children. Immediately you recognize that such a picture stands for the beginnings of much that is fine and noble in the human race, but the man is the same in both pictures. Only, in the second sketch you are favored with a widened horizon. You therein discern the motivation of this evolving mortal. His attitude becomes praiseworthy because you understand him. If you could only fathom the motives of your associates, how much better you would understand them. If you could only know your fellows, you would eventually fall in love with them.
В своем воображении представьте себе одного из ваших первобытных предков пещерного периода — приземистого, неуклюжего, грязного, рычащего дикаря, который, расставив ноги и замахнувшись дубиной, свирепо смотрит перед собой, дыша ненавистью и злобой. Такое зрелище едва ли демонстрирует божественное достоинство человека. Однако позвольте нам раздвинуть рамки. Перед этим разъяренным человеком — припавший к земле саблезубый тигр. Позади него — женщина с двумя детьми. И вы сразу же понимаете, что подобная картина отражает зарождение многого из прекрасного и благородного в человеческой расе, хотя в обоих случаях перед вами один и тот же человек. Единственное отличие заключается в том, что во втором случае картина немного шире и вам понятна мотивация такого эволюционирующего смертного. Его отношение становится похвальным, потому что вы понимаете его. Если бы вы только могли увидеть мотивы своих товарищей — насколько бы лучше вы стали их понимать. А если бы вы только узнали своих собратьев, то в конце концов полюбили бы их.
[100:4.6] You cannot truly love your fellows by a mere act of the will. Love is only born of thoroughgoing understanding of your neighbor’s motives and sentiments. It is not so important to love all men today as it is that each day you learn to love one more human being. If each day or each week you achieve an understanding of one more of your fellows, and if this is the limit of your ability, then you are certainly socializing and truly spiritualizing your personality. Love is infectious, and when human devotion is intelligent and wise, love is more catching than hate. But only genuine and unselfish love is truly contagious. If each mortal could only become a focus of dynamic affection, this benign virus of love would soon pervade the sentimental emotion-stream of humanity to such an extent that all civilization would be encompassed by love, and that would be the realization of the brotherhood of man.
Невозможно истинно любить своих собратьев за счет одного лишь волевого усилия. Любовь рождается только из глубокого понимания мотивов и чувств ближнего. Важно не столько любить всех людей сегодня, сколько каждый день учиться любить еще одного человека. Если каждый день или каждую неделю вы начинаете понимать еще одного своего собрата и прикладываете к этому все свои силы, то вы несомненно социализируете и истинно одухотворяете свою личность. Любовь заразительна, а когда человеческая привязанность разумна и мудра, то любовь привлекательней ненависти. Однако на самом деле заражает других только подлинная и бескорыстная любовь. Если бы каждый смертный мог стать средоточием динамичного чувства, то такой милосердный вирус любви вскоре распространился бы в потоке нежных чувств человечества до такой степени, что вся цивилизация была бы охвачена любовью, а это и стало бы осуществлением братства людей.
5. ОБРАЩЕНИЕ И МИСТИЦИЗМ
[100:5.1] The world is filled with lost souls, not lost in the theologic sense but lost in the directional meaning, wandering about in confusion among the isms and cults of a frustrated philosophic era. Too few have learned how to install a philosophy of living in the place of religious authority. (The symbols of socialized religion are not to be despised as channels of growth, albeit the river bed is not the river.)
Мир полон потерянных душ — потерянных не в теологическом смысле, но в смысле выбранного направления, блуждающих среди «измов» и культов в эпоху философского разочарования. Мало кто научился замещать религиозный авторитет философией жизни. (Символы социализированной религии не следует отвергать как пути роста, хотя русло реки — это еще не сама река).
[100:5.2] The progression of religious growth leads from stagnation through conflict to co-ordination, from insecurity to undoubting faith, from confusion of cosmic consciousness to unification of personality, from the temporal objective to the eternal, from the bondage of fear to the liberty of divine sonship.
Эволюция религиозного роста ведет от застоя через конфликт к согласованию, от неуверенности к непоколебимой вере, от путаницы космического сознания к объединению личности, от временной цели к вечной, от оков страха к свободе божественного сыновства.
[100:5.3] It should be made clear that professions of loyalty to the supreme ideals — the psychic, emotional, and spiritual awareness of God-consciousness — may be a natural and gradual growth or may sometimes be experienced at certain junctures, as in a crisis. The Apostle Paul experienced just such a sudden and spectacular conversion that eventful day on the Damascus road. Gautama Siddhartha had a similar experience the night he sat alone and sought to penetrate the mystery of final truth. Many others have had like experiences, and many true believers have progressed in the spirit without sudden conversion.
Следует пояснить, что заверения о преданности высшим идеалам — душевное, эмоциональное и духовное ощущение Богосознания — может проявляться в результате естественного и постепенного роста или иногда переживаться при определенных обстоятельствах — например, в случае кризиса. Апостол Павел испытал именно такое внезапное и захватывающее обращение в тот достопамятный день на Дамасской дороге. Через подобный же опыт прошел Гаутама Сиддхартха в ту ночь, когда сидя в одиночестве, пытался проникнуть в тайну окончательной истины. Схожий опыт был и у других людей, но многие истинно верующие прогрессировали в духе без внезапных обращений.
[100:5.4] Most of the spectacular phenomena associated with so-called religious conversions are entirely psychologic in nature, but now and then there do occur experiences which are also spiritual in origin. When the mental mobilization is absolutely total on any level of the psychic upreach toward spirit attainment, when there exists perfection of the human motivation of loyalties to the divine idea, then there very often occurs a sudden down-grasp of the indwelling spirit to synchronize with the concentrated and consecrated purpose of the superconscious mind of the believing mortal. And it is such experiences of unified intellectual and spiritual phenomena that constitute the conversion which consists in factors over and above purely psychologic involvement.
Большинство впечатляющих феноменов, связанных с так называемыми религиозными обращениями, имеют исключительно психологический характер, однако время от времени действительно происходят обращения, имеющие и духовное происхождение. При абсолютно полной ментальной мобилизации на любом уровне душевного устремления к духовному достижению, сопровождаемого совершенством человеческой мотивации в отношении преданности божественной идее, очень часто происходит нисхождение внутреннего духа для синхронизации с целенаправленным и посвященным стремлением сверхсознательного разума верующего смертного. Именно в таких видах опыта — при объединении интеллектуальных и духовных явлений — и заключается обращение, определяемое факторами, которые находятся за пределами и выше сугубо психологических причин.
[100:5.5] But emotion alone is a false conversion; one must have faith as well as feeling. To the extent that such psychic mobilization is partial, and in so far as such human-loyalty motivation is incomplete, to that extent will the experience of conversion be a blended intellectual, emotional, and spiritual reality.
Вместе с тем, одна только эмоция — обращение ложное; необходимо не только чувствовать, но и верить. Насколько такая психическая мобилизация частична, а мотивация человеческой преданности не полна, настолько же опыт обращения будет оставаться сочетанием интеллектуальной, эмоциональной и духовной реальности.
[100:5.6] If one is disposed to recognize a theoretical subconscious mind as a practical working hypothesis in the otherwise unified intellectual life, then, to be consistent, one should postulate a similar and corresponding realm of ascending intellectual activity as the superconscious level, the zone of immediate contact with the indwelling spirit entity, the Thought Adjuster. The great danger in all these psychic speculations is that visions and other so-called mystic experiences, along with extraordinary dreams, may be regarded as divine communications to the human mind. In times past, divine beings have revealed themselves to certain God-knowing persons, not because of their mystic trances or morbid visions, but in spite of all these phenomena.
Если человек готов признать теоретический подсознательный разум как практическую рабочую гипотезу во всем ином единой интеллектуальной жизни, то чтобы быть последовательным, он должен постулировать соответствующую реальность восходящей интеллектуальной активности в качестве сверхсознательного уровня — зоны непосредственного контакта с внутренней духовной сущностью, Настройщиком Мышления. Огромная опасность любых подобных умозрительных рассуждений о внутреннем мире заключается в том, что видения и другие так называемые мистические виды опыта, наряду с необычными снами, могут восприниматься как божественные трансляции человеческому разуму. В прошлом божественные существа раскрывали себя некоторым Богопознающим личностям не вследствие мистических трансов или нездоровых видений, но вопреки всем подобным феноменам.
[100:5.7] In contrast with conversion-seeking, the better approach to the morontia zones of possible contact with the Thought Adjuster would be through living faith and sincere worship, wholehearted and unselfish prayer. Altogether too much of the uprush of the memories of the unconscious levels of the human mind has been mistaken for divine revelations and spirit leadings.
В противоположность стремлению к обращению, лучшим приближением к моронтийным зонам возможного контакта с Настройщиком Мышления становится живая вера и искреннее поклонение, а также чистосердечная и бескорыстная молитва. Слишком часто воспоминания, выталкиваемые бессознательным уровнем человеческого разума, ошибочно принимаются за божественные откровения и духовные наставления.
[100:5.8] There is great danger associated with the habitual practice of religious daydreaming; mysticism may become a technique of reality avoidance, albeit it has sometimes been a means of genuine spiritual communion. Short seasons of retreat from the busy scenes of life may not be seriously dangerous, but prolonged isolation of personality is most undesirable. Under no circumstances should the trancelike state of visionary consciousness be cultivated as a religious experience.
Существует огромная опасность, связанная с укоренившейся практикой религиозных видений; мистицизм может стать средством бегства от реальности, хотя иногда он и служит средством истинного духовного общения. Кратковременные периоды ухода от суеты жизни могут и не представлять серьезной опасности, однако продолжительная изоляция личности крайне нежелательна. Ни при каких обстоятельствах не следует развивать трансоподобное призрачное сознание как вид религиозного опыта.
[100:5.9] The characteristics of the mystical state are diffusion of consciousness with vivid islands of focal attention operating on a comparatively passive intellect. All of this gravitates consciousness toward the subconscious rather than in the direction of the zone of spiritual contact, the superconscious. Many mystics have carried their mental dissociation to the level of abnormal mental manifestations.
Для мистического состояния характерно рассеянное сознание с яркими островками сфокусированного внимания, воздействующего на сравнительно пассивный интеллект. Все это приближает сознание скорее к бессознательному, чем направляет его к зоне духовного контакта — сверхсознательному. Многие мистики доводили умственную диссоциацию до уровня анормальных ментальных проявлений.
[100:5.10] The more healthful attitude of spiritual meditation is to be found in reflective worship and in the prayer of thanksgiving. The direct communion with one’s Thought Adjuster, such as occurred in the later years of Jesus’ life in the flesh, should not be confused with these so-called mystical experiences. The factors which contribute to the initiation of mystic communion are indicative of the danger of such psychic states. The mystic status is favored by such things as: physical fatigue, fasting, psychic dissociation, profound aesthetic experiences, vivid sex impulses, fear, anxiety, rage, and wild dancing. Much of the material arising as a result of such preliminary preparation has its origin in the subconscious mind.
Более здоровое отношение к духовному созерцанию — это вдумчивое поклонение и благодарственные молитвы. Непосредственное общение с Настройщиком Мышления, подобное которому происходило в последние годы жизни Иисуса во плоти, не следует путать с так называемыми мистическими видами опыта. Факторы, приводящие к началу мистического общения, свидетельствуют об опасности подобных душевных состояний. Мистическому трансу способствуют: физическая усталость, пост, психическая отрешенность, глубокие эстетические переживания, яркие сексуальные импульсы, страх, беспокойство, гнев и исступленные танцы. Многое из того, что возникает вследствие такой предварительной подготовки рождается в подсознательном разуме.
[100:5.11] However favorable may have been the conditions for mystic phenomena, it should be clearly understood that Jesus of Nazareth never resorted to such methods for communion with the Paradise Father. Jesus had no subconscious delusions or superconscious illusions.
Сколь бы благоприятными ни были условия для мистических явлений, следует ясно понимать, что Иисус Назарянин никогда не прибегал к подобным методам для общения с Райским Отцом. У Иисуса не было ни подсознательных заблуждений, ни сверхсознательных иллюзий.
6. ПРИЗНАКИ РЕЛИГИОЗНОЙ ЖИЗНИ
[100:6.1] Evolutionary religions and revelatory religions may differ markedly in method, but in motive there is great similarity. Religion is not a specific function of life; rather is it a mode of living. True religion is a wholehearted devotion to some reality which the religionist deems to be of supreme value to himself and for all mankind. And the outstanding characteristics of all religions are: unquestioning loyalty and wholehearted devotion to supreme values. This religious devotion to supreme values is shown in the relation of the supposedly irreligious mother to her child and in the fervent loyalty of nonreligionists to an espoused cause.
Эволюционные религии и религии откровения могут существенно различаться в методе, однако в своих мотивах они во многом схожи. Религия — это не специфическая функция жизни, а скорее образ жизни. Истинная религия — это чистосердечная преданность некоторой реальности, которую верующий считает высшей ценностью для себя и для всего человечества. Характерная особенность всех религий — безоговорочная приверженность и беззаветная преданность высшим ценностям. Такая религиозная преданность высшим ценностям проявляется в отношении предположительно неверующей матери к своему ребенку и в горячей приверженности неверующего человека своему делу.
[100:6.2] The accepted supreme value of the religionist may be base or even false, but it is nevertheless religious. A religion is genuine to just the extent that the value which is held to be supreme is truly a cosmic reality of genuine spiritual worth.
Принятая верующим высшая ценность может быть недостойной или даже ложной, но она, тем не менее, остается религиозной. Религия подлинна ровно в той степени, в какой считающаяся высшей ценность представляет собой истинную космическую реальность, исполненную подлинной духовной значимости.
[100:6.3] The marks of human response to the religious impulse embrace the qualities of nobility and grandeur. The sincere religionist is conscious of universe citizenship and is aware of making contact with sources of superhuman power. He is thrilled and energized with the assurance of belonging to a superior and ennobled fellowship of the sons of God. The consciousness of self-worth has become augmented by the stimulus of the quest for the highest universe objectives — supreme goals.
Реакция человека на религиозный импульс проявляется в благородстве и величии. Искренне верующий сознает свой статус гражданина вселенной и знает о том, что вступает в контакт с источниками сверхчеловеческого могущества. Он испытывает трепет и наполняется энергией от уверенности в причастности к высшему и прославленному братству сынов Бога. Сознание собственной значимости такого человека усиливается под влиянием поиска высочайших вселенских стремлений — высших целей.
[100:6.4] The self has surrendered to the intriguing drive of an all-encompassing motivation which imposes heightened self-discipline, lessens emotional conflict, and makes mortal life truly worth living. The morbid recognition of human limitations is changed to the natural consciousness of mortal shortcomings, associated with moral determination and spiritual aspiration to attain the highest universe and superuniverse goals. And this intense striving for the attainment of supermortal ideals is always characterized by increasing patience, forbearance, fortitude, and tolerance.
Собственное «я» уступило волнующему зову всеохватного побуждения, укрепляющего самодисциплину, уменьшающего эмоциональный конфликт и делающего смертную жизнь действительно достойной проживания. Болезненное признание человеческих ограничений сменяется естественным осознанием недостатков смертного существа вместе с нравственной решимостью и духовным стремлением к достижению высочайших вселенских и сверхвселенских целей. И такое напряженное стремление к достижению сверхсмертных идеалов всегда характеризуется усилением терпения, воздержанности, силы духа и терпимости.
[100:6.5] But true religion is a living love, a life of service. The religionist’s detachment from much that is purely temporal and trivial never leads to social isolation, and it should not destroy the sense of humor. Genuine religion takes nothing away from human existence, but it does add new meanings to all of life; it generates new types of enthusiasm, zeal, and courage. It may even engender the spirit of the crusader, which is more than dangerous if not controlled by spiritual insight and loyal devotion to the commonplace social obligations of human loyalties.
Однако истинная религия — это живая любовь, жизнь в служении. Отрешенность верующего от многого сугубо бренного и обыденного никогда не ведет его к социальной изоляции и не должна разрушать чувство юмора. Истинная религия ничего не забирает из человеческого бытия, но придает новые смыслы всей жизни; она вырабатывает новый тип воодушевления, усердия и отваги. Но она может порождать и дух борьбы за веру, представляющий собой огромную опасность, если он не контролируется духовной проницательностью и приверженностью повседневным общественным обязательствам, отражающим человеческие привязанности.
[100:6.6] One of the most amazing earmarks of religious living is that dynamic and sublime peace, that peace which passes all human understanding, that cosmic poise which betokens the absence of all doubt and turmoil. Such levels of spiritual stability are immune to disappointment. Such religionists are like the Apostle Paul, who said: “I am persuaded that neither death, nor life, nor angels, nor principalities, nor powers, nor things present, nor things to come, nor height, nor depth, nor anything else shall be able to separate us from the love of God.”
Одна из самых поразительных особенностей религиозной жизни — это динамичное и возвышенное самообладание, мир, превышающий любое человеческое понимание, та космическая устойчивость, которая говорит об отсутствии какого-либо сомнения и смятения. Такие уровни духовной стойкости свободны от разочарования. Такие верующие подобны Апостолу Павлу, сказавшему: «Я убежден, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни духи высшие, ни силы, ничто в настоящем и ничто в будущем, ничто над нами и ничто под нами и ничто другое не может отлучить нас от любви Бога».
[100:6.7] There is a sense of security, associated with the realization of triumphing glory, resident in the consciousness of the religionist who has grasped the reality of the Supreme, and who pursues the goal of the Ultimate.
Ощущение уверенности, связанное с осознанием торжествующих свершений, не покидает сознание верующего, который постиг реальность Верховного и движется к цели Предельного.
[100:6.8] Even evolutionary religion is all of this in loyalty and grandeur because it is a genuine experience. But revelatory religion is excellent as well as genuine. The new loyalties of enlarged spiritual vision create new levels of love and devotion, of service and fellowship; and all this enhanced social outlook produces an enlarged consciousness of the Fatherhood of God and the brotherhood of man.
Даже эволюционная религия преисполнена преданности и величия, представляя собой подлинный опыт. Однако религия откровения является столь же подлинной, сколь и превосходящей. Новые виды преданности, возникающие вследствие расширенного духовного видения, создают новые уровни любви и посвящения, служения и братства; а подобные более широкие воззрения на жизнь общества углубляют осознание Отцовства Бога и братства людей.
[100:6.9] The characteristic difference between evolved and revealed religion is a new quality of divine wisdom which is added to purely experiential human wisdom. But it is experience in and with the human religions that develops the capacity for subsequent reception of increased bestowals of divine wisdom and cosmic insight.
Характерное отличие религии откровения от эволюционной религии заключается в новом качестве божественной мудрости, дополняющей чисто эмпирическую человеческую мудрость. Однако именно опыт, заложенный в человеческих религиях и с ними связанный, вырабатывает способность к последующему восприятию возрастающих даров божественной мудрости и космической проницательности.
7. THE ACME OF RELIGIOUS LIVING
7. КУЛЬМИНАЦИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ ЖИЗНИ
[100:7.1] Although the average mortal of Urantia cannot hope to attain the high perfection of character which Jesus of Nazareth acquired while sojourning in the flesh, it is altogether possible for every mortal believer to develop a strong and unified personality along the perfected lines of the Jesus personality. The unique feature of the Master’s personality was not so much its perfection as its symmetry, its exquisite and balanced unification. The most effective presentation of Jesus consists in following the example of the one who said, as he gestured toward the Master standing before his accusers, “Behold the man!”
Простой смертный Урантии вряд ли может надеяться на достижение высшего совершенства характера, обретенного Иисусом Назарянином в течение пребывания во плоти, однако для каждого верующего смертного вполне доступно развитие сильной и цельной личности через все более совершенное восприятие личности Иисуса. Уникальная особенность личности Учителя заключалась не столько в ее совершенстве, сколько в ее симметрии, в ее изысканной и сбалансированной цельности. Самая впечатляющая характеристика Иисуса заключается в словах того, кто указывая на стоящего перед своими обвинителями Учителя, произнес: «Вот человек!»
[100:7.2] The unfailing kindness of Jesus touched the hearts of men, but his stalwart strength of character amazed his followers. He was truly sincere; there was nothing of the hypocrite in him. He was free from affectation; he was always so refreshingly genuine. He never stooped to pretense, and he never resorted to shamming. He lived the truth, even as he taught it. He was the truth. He was constrained to proclaim saving truth to his generation, even though such sincerity sometimes caused pain. He was unquestioningly loyal to all truth.
Неизменная доброта Иисуса трогала сердца людей, а несгибаемая сила его характера изумляла последователей. Он был подлинно искренним; в нем не было ничего от лицемерия. Он был чужд манерности и всегда был столь освежающе естественным. Он никогда не опускался до обмана, никогда не прибегал к притворству. Он жил истиной точно так же, как учил истине. Он был истиной. Он был вынужден провозглашать спасительную истину своему поколению, хотя подобная искренность иногда вызывала боль. Он был безоговорочно предан всякой истине.
[100:7.3] But the Master was so reasonable, so approachable. He was so practical in all his ministry, while all his plans were characterized by such sanctified common sense. He was so free from all freakish, erratic, and eccentric tendencies. He was never capricious, whimsical, or hysterical. In all his teaching and in everything he did there was always an exquisite discrimination associated with an extraordinary sense of propriety.
Однако Учитель был таким благоразумным, таким доступным. В своем служении он был глубоко практичным, в то время как все его планы характеризовались столь благословенным здравым смыслом. Он был совершенно лишен каких-либо нелепых, сумасбродных и эксцентричных наклонностей. Он никогда не бывал капризным, прихотливым или истеричным. Во всех своих учениях и во всем, что делал, он неизменно отличался тонкой проницательностью в сочетании с незаурядным чувством уместности.
[100:7.4] The Son of Man was always a well-poised personality. Even his enemies maintained a wholesome respect for him; they even feared his presence. Jesus was unafraid. He was surcharged with divine enthusiasm, but he never became fanatical. He was emotionally active but never flighty. He was imaginative but always practical. He frankly faced the realities of life, but he was never dull or prosaic. He was courageous but never reckless; prudent but never cowardly. He was sympathetic but not sentimental; unique but not eccentric. He was pious but not sanctimonious. And he was so well-poised because he was so perfectly unified.
Сын Человеческий всегда был величавой личностью. Даже враги относились к нему с неподдельным уважением; одно его присутствие внушало им страх. Иисус же был бесстрашен. Он был исполнен божественной восторженности, однако никогда не становился фанатичным. Он был эмоционально деятельным, но не взбалмошным. Он был одарен богатым воображением, однако всегда оставался практичным. Он прямо смотрел в глаза реальностям жизни, но никогда не бывал унылым или скучным. Он был смелым, однако не безрассудным; предусмотрительным, но не трусливым. Он был полон сочувствия, но не сентиментален; исключителен, но не эксцентричен. Он был благочестивым, но не ханжой. И его величавость была следствием совершенной цельности его натуры.
[100:7.5] Jesus’ originality was unstifled. He was not bound by tradition or handicapped by enslavement to narrow conventionality. He spoke with undoubted confidence and taught with absolute authority. But his superb originality did not cause him to overlook the gems of truth in the teachings of his predecessors and contemporaries. And the most original of his teachings was the emphasis of love and mercy in the place of fear and sacrifice.
Самобытность Иисуса не знала границ. Он не был связан традициями или скован порабощающей, ограничивающей условностью. Он говорил с несомненной уверенностью и учил с абсолютными полномочиями. Однако его величественная самобытность не заслоняла от его взора крупицы истины в учениях его предшественников и современников. И самым незаурядным в его учениях было выдвижение на первый план любви и милосердия вместо страха и жертвы.
[100:7.6] Jesus was very broad in his outlook. He exhorted his followers to preach the gospel to all peoples. He was free from all narrow-mindedness. His sympathetic heart embraced all mankind, even a universe. Always his invitation was, “Whosoever will, let him come.”
Иисус отличался чрезвычайной широтой взглядов. Он призывал своих последователей проповедовать евангелие всем народам. Он был свободен от узости мышления. Его отзывчивое сердце обнимало все человечество — даже вселенную. Его неизменным приглашением было: «Пусть каждый жаждущий приходит».
[100:7.7] Of Jesus it was truly said, “He trusted God.” As a man among men he most sublimely trusted the Father in heaven. He trusted his Father as a little child trusts his earthly parent. His faith was perfect but never presumptuous. No matter how cruel nature might appear to be or how indifferent to man’s welfare on earth, Jesus never faltered in his faith. He was immune to disappointment and impervious to persecution. He was untouched by apparent failure.
Об Иисусе было справедливо сказано: «Он уповал на Бога». Как человек среди людей, он более всего уповал на Отца небесного. Он уповал на своего Отца, как малое дитя уповает на своего земного родителя. Его вера была совершенной, но она никогда не была самонадеянной. Какой бы жестокой и безразличной к благополучию человека на земле ни казалась природа, Иисус оставался непоколебим в своей вере. Он был неуязвим для разочарования и невосприимчив к гонениям. Его не задевала очевидная неудача.
[100:7.8] He loved men as brothers, at the same time recognizing how they differed in innate endowments and acquired qualities. “He went about doing good.”
Он любил людей как братьев и в то же время видел, насколько различными они были по своим врожденным дарованиям и благоприобретенным качествам. «Он ходил, творя добро».
[100:7.9] Jesus was an unusually cheerful person, but he was not a blind and unreasoning optimist. His constant word of exhortation was, “Be of good cheer.” He could maintain this confident attitude because of his unswerving trust in God and his unshakable confidence in man. He was always touchingly considerate of all men because he loved them and believed in them. Still he was always true to his convictions and magnificently firm in his devotion to the doing of his Father’s will.
Иисус был необыкновенно жизнерадостным человеком, но он не был слепым и безрассудным оптимистом. Его неизменным призывом было: «Не падайте духом». Он был способен сохранять свое убежденное отношение, благодаря непоколебимому упованию на Бога и твердой уверенности в человеке. Он был всегда трогательно внимателен ко всем людям, потому что любил их и верил в них. Вместе с тем, он был неизменно верен своим убеждениям и величественно тверд в своей приверженности исполнению воли своего Отца.
[100:7.10] The Master was always generous. He never grew weary of saying, “It is more blessed to give than to receive.” Said he, “Freely you have received, freely give.” And yet, with all of his unbounded generosity, he was never wasteful or extravagant. He taught that you must believe to receive salvation. “For every one who seeks shall receive.”
Учитель всегда был щедр. Он неустанно повторял: «Блаженнее давать, нежели принимать». Он сказал: «Даром получили, даром отдавайте». И вместе с тем, при всей его неограниченной щедрости он не был расточительным или сумасбродным. Он учил, что для обретения спасения необходимо верить. «Ибо всякий ищущий обрящет».
[100:7.11] He was candid, but always kind. Said he, “If it were not so, I would have told you.” He was frank, but always friendly. He was outspoken in his love for the sinner and in his hatred for sin. But throughout all this amazing frankness he was unerringly fair.
Он был прямодушен, но всегда мягок. Он говорил: «Если бы это было не так, я сказал бы вам». Он был откровенным, но всегда дружелюбным. Он открыто заявлял о своей любви к грешнику и своей ненависти к греху. Но во всей этой поразительной искренности он был безошибочно справедлив.
[100:7.12] Jesus was consistently cheerful, notwithstanding he sometimes drank deeply of the cup of human sorrow. He fearlessly faced the realities of existence, yet was he filled with enthusiasm for the gospel of the kingdom. But he controlled his enthusiasm; it never controlled him. He was unreservedly dedicated to “the Father’s business.” This divine enthusiasm led his unspiritual brethren to think he was beside himself, but the onlooking universe appraised him as the model of sanity and the pattern of supreme mortal devotion to the high standards of spiritual living. And his controlled enthusiasm was contagious; his associates were constrained to share his divine optimism.
Иисуса отличала жизнерадостность, несмотря на то, что порой ему доводилось пить полную чашу человеческой скорби. Он бесстрашно встречал реальности бытия и был полон воодушевления по отношению к евангелию царства. Однако он управлял своим воодушевлением; оно никогда не управляло им. Он был безраздельно предан «делу Отца». Такой божественный энтузиазм заставлял его недуховных собратьев думать, что он был не в себе, но взирающая со стороны вселенная воспринимала его как образец здравомыслия и эталон высшей смертной преданности высоким нормам духовной жизни. И его управляемый энтузиазм заражал; товарищи не могли не разделять его божественный оптимизм.
[100:7.13] This man of Galilee was not a man of sorrows; he was a soul of gladness. Always was he saying, “Rejoice and be exceedingly glad.” But when duty required, he was willing to walk courageously through the “valley of the shadow of death.” He was gladsome but at the same time humble.
Этот Галилеянин не был мужем скорбей; он был душой радости. Он всегда говорил: «Радуйтесь и ликуйте». Однако когда того требовал долг, он был готов мужественно идти через «долину смертной тени». Он был радостным и вместе с тем смиренным.
[100:7.14] His courage was equaled only by his patience. When pressed to act prematurely, he would only reply, “My hour has not yet come.” He was never in a hurry; his composure was sublime. But he was often indignant at evil, intolerant of sin. He was often mightily moved to resist that which was inimical to the welfare of his children on earth. But his indignation against sin never led to anger at the sinner.
Его отвага могла сравниться только с его терпением. Когда его побуждали действовать преждевременно, он лишь отвечал: «Мое время еще не пришло». Он никогда не торопился; он обладал величественным самообладанием. Однако он часто возмущался злом и был нетерпим к греху. Нередко он чувствовал огромное внутреннее побуждение воспрепятствовать тому, что мешало благополучию его детей на земле. Но его возмущение грехом никогда не проявлялось в гневном отношении к грешнику.
[100:7.15] His courage was magnificent, but he was never foolhardy. His watchword was, “Fear not.” His bravery was lofty and his courage often heroic. But his courage was linked with discretion and controlled by reason. It was courage born of faith, not the recklessness of blind presumption. He was truly brave but never audacious.
Его отвага восхищала, но он никогда не становился безрассудным. Его призывом были слова: «Не бойтесь». Его храбрость была возвышенной, а его смелость нередко отличалась героизмом. Однако эта отвага сочеталась с осмотрительностью и подчинялась рассудку. Это было мужество, рожденное верой, а не безрассудство слепой самонадеянности. Он был истинно отважным, но никогда не становился опрометчивым.
[100:7.16] The Master was a pattern of reverence. The prayer of even his youth began, “Our Father who is in heaven, hallowed be your name.” He was even respectful of the faulty worship of his fellows. But this did not deter him from making attacks on religious traditions or assaulting errors of human belief. He was reverential of true holiness, and yet he could justly appeal to his fellows, saying, “Who among you convicts me of sin?”
Учитель был образцом благоговения. С юных лет его молитва начиналась словами: «Отец наш небесный, да святится имя твое». Он с уважением относился даже к ошибочному поклонению своих собратьев. Однако это не мешало ему подвергать критике религиозные традиции или резко выступать против ошибочных человеческих убеждений. Он почитал истинную святость и все же мог по праву обращаться к своим собратьям, говоря: «Кто из вас обвинит меня в грехе?»
[100:7.17] Jesus was great because he was good, and yet he fraternized with the little children. He was gentle and unassuming in his personal life, and yet he was the perfected man of a universe. His associates called him Master unbidden.
Иисус был велик, потому что был добродетелен и вместе с тем он находил общий язык даже с маленькими детьми. Он был мягким и непритязательным в своей личной жизни и вместе с тем он был самым совершенным человеком во вселенной. Его товарищи непроизвольно называли его Учителем.
[100:7.18] Jesus was the perfectly unified human personality. And today, as in Galilee, he continues to unify mortal experience and to co-ordinate human endeavors. He unifies life, ennobles character, and simplifies experience. He enters the human mind to elevate, transform, and transfigure it. It is literally true: “If any man has Christ Jesus within him, he is a new creature; old things are passing away; behold, all things are becoming new.”
Иисус являл собой совершенно цельную человеческую личность. И сегодня, как некогда в Галилее, он продолжает объединять смертный опыт и согласовывать человеческие устремления. Он придает жизни цельность, облагораживает характер и упрощает переживания. Он вступает в человеческий разум для того, чтобы возвышать, трансформировать и преображать его. Буквальна истина: «Если кто имеет в себе Христа, то он — новое творение; старое умирает; смотрите: все становится новым».
[100:7.18] [Presented by a Melchizedek of Nebadon.]
[Представлено Мелхиседеком Небадона.]